Возвращение мессира. Книга 2-я - Владимир Лисицын

– Для чего?

– Для пущего эффекта!

– Я подумаю, – так же, в русле полного спокойствия, ответил Князь тьмы.

– Подумайте, – посоветовал пассажир. А потом вдруг, как бы о чём-то вспомнив, прибавил, – «Но учтите, пока вы будете думать, всё это! может сгореть».

– Что – это? – не понял Мессир.

– Всё – это, – уточнил тот, не уточняя.

Так, они шли, шли, и дошли до того самого Кинотеатра, который упоминал давеча Мессир, как ориентир для Лики.

И тут, в багровом цвете заката, Голицын увидел, повергшую его в трепетный страх, картину: на вороной кобыле, идущей спокойным ровным шагом, стоял на задних лапах кот, как цирковой трюкач-наездник, в полный свой рост, во фраке, бабочке и цилиндре. Передними же лапами – он бойко размахивал, как опытный оратор, и что-то вдохновенно орал, обращаясь к стоящей здесь, и проходящей мимо публике.

– Что это, Мессир?! – задавлено произнёс остолбеневший Голицын.

– Что? – прикинулся ТОТ, как будто ничего не видел вокруг.

– Мы так не договаривались, любезный капитан! – тихо вспылил пассажир.

– А мы с вами вообще не о чём ещё не договаривались, – строго сказал капитан, – идите за мной, и не останавливайтесь, – приказал ОН, и пошёл, спускаясь в подземный переход.

Голицыну ничего не оставалось делать, как следовать за НИМ. В гулком же переходе, он вдруг услышал слова исходящие от одной громко говорящей компании прохожих: «Да, это же кино сейчас снимают, по-Булгакову, „Мастер и Маргарита“. Там же – и кот, и чёрные кони, вспомни». Голицын посмотрел на впереди идущего Мессира, но тот шагал, как ни в чём не бывало, грациозно опираясь на свою стальную трость. И как будто, ничего не слыша, и не видя вокруг.

Они вышли из перехода на другую сторону, и вошли в улицу, удаляющуюся в сторону от проспекта. А Голицын всё оглядывался, и оглядывался назад и по сторонам.

– Вам знаком этот дом? – услышал он голос Мессира, и увидел, как тот, указывает тростью, как учитель указкой, на жёлтый дом слева. – В этом доме умирал Гоголь, – пояснял Князь тьмы Голицыну, как заправский экскурсовод.

– А вы похожи сейчас на Маяковского, шагающего по Москве, и возвышающегося над суетной толпой прохожих, как командор из пушкинского «Каменного гостя», – кричал ему вслед Голицын.

– А вы видели Маяковского? – спросил Мессир, не оглядываясь.

– Читал, но не видел, конечно.

– Увидите, – конкретно пообещал ему Князь тьмы.

Наступили те самые – обманчивые сумерки, когда можно спутать утро с вечером. И теперь, перейдя череду дорог, Голицын понял, что Князь тьмы повёл его по Тверскому бульвару.

– Уж не в «пенаты» ли вы меня ведёте? – спросил Голицын.

– В какие такие – «пенаты»? – не понял Мессир.

– В какие-в какие – в «Горьковские» – в Литинститут, – пояснил тот.

– И туда тоже, – просто подтвердил ОН.

– Зачем? – настороженно удивился Голицын

– Ну, так – повидаетесь, на халяву, как гофорят у фас.

– Спасибо, – сыграл раболепство Голицын.

– Идолопоклонствуете?! Ха, ха, ха, – сыграл, в свою очередь, некоего идола Мессир, захохотав по-шаляпински.

И с этим мефистофельским смехом, ОН свернул на Малую Бронную улицу.

И тут, почему-то, Голицыну стало совсем не до шуток. Одно дело – читать начало булгаковского романа, или рисовать его зарождение красками на бумаге и безо всякой живой натуры, но совсем другое – очутиться на том же месте, с сомнительным персонажем романа великого писателя, воочию.

Сумерки сгустились, и полосатый костюм Мессира цвета «электрик» засветился в этих сумерках, как неоновая рыбка. Нет, не ярко, а так – еле заметно. Но он явно светился.

И что ещё заметил Голицын, так, это то, что шаг Мессира, и шаги его самого – замедлились, и даже – стали тягучи. Может, Голицыну это и показалось, оттого, что ноги его цепенели, в каком-то, необъяснимом страхе.

Но когда они минули, одноименный с этой улицею, Театр, что стоял на той стороне её, костюм Князя погас, и стал просто чёрным в белую полоску.

А на город спустилась вечерняя тьма.

– Что за чертовщина?? – сказал Мессир, и остановился на углу, с которого открывался вид на «Патриаршие пруды».

И Голицын увидел, что ТО САМОЕ МЕСТО, на «Патриарших прудах», было ярко высвечено прожекторами, и было там довольно многолюдно.

– Вот теперь – правда – кино, – сказал, догадавшись – в чём тут дело, Голицын.

– Какое кино? – не понял Мессир.

– Кино снимают про ВАС, профессор Воланд! – вызывающе воскликнул осмелевший спутник знаменитого профессора.

– М-м-м, – догадливо промычал тот, – ну, ничего, сейчас мы быстренько всё устроим.

– Я вас умоляю, ничего не надо устраивать, – тихо взмолился, перепугавшийся снова Голицын.

– Нет, – не согласился с ним Князь тьмы, – я наметил здесь наш перекур, в тиши у вечернего пруда.

И только он это произнёс, как на той стороне, у пруда, стали взрываться лампочки, и несколько прожекторов погасло.

Мессир же, поднял вверх свою трость, раздался хлопок, и над спутниками раскрылся купол профессорского зонта.

– Зачем вы открыли зонт?? – испуганно насторожился Голицын.

– Сейчас пойдёт дождь, – делово ответил Мессир.

– Откуда дождь? – возмутился тот, – вёдро стояло.

– Тучка, – ласково ответил Князь тьмы, – случайная тучка залетела, и именно сюда – на «Патриаршие пруды».

И пошёл дождь.

И люди, под прожекторами, засуетились. Оттуда послышались какие-то команды, выкрики. Погасли прожектора. Загремело и зазвякало грузимое в машины железо. Запыхтели автобусы, заурчали машины, включив свои фары. И всё разъехалось, и все разошлись. И стало тихо, как того и желал князь. И только шумел дождь, стуча по куполу зонта.

– Ну, а нам-то теперь, зачем этот дождь? – недовольно пробурчал Голицын.

– А он сейчас побрызжет, и перестанет, – опять же, ласково сказал Князь тьмы. – Пойдёмте.

И пока они переходили узенькую улочку, и подходили к заветной скамейке, у пруда, дождь перестал идти.

– Вот, видите – даже скамейки не успели намокнуть, – сказал Мессир, закрыв свой зонт. – Присаживайтесь, маэстро, – предложил ОН своему спутнику, и САМ тут же уселся на СВОЮ ЗАВЕТНУЮ СКАМЬЮ. – Ах, какая прелесть, – широко произнёс ОН, распахнув свои руки, как крылья.

Голицын же стоял как неприкаянный, как бедный родственник, которому не было места на этой скамейке.

– Ну, что же вы стоите, маэстро? – недоуменно произнёс Мессир.

– Да мне как-то… Я как-то… Мне как-то неловко – не дали людям работать, – мямлил Голицын.

– Ничего, ещё успеют, – успокаивал его князь, – ещё посмотрим, что у них за кино там получится. А пока – садитесь, в ногах правды нет, как у вас говорят.

И Мессир, видимо поняв, в чём дело, поменял свою позу на более скромную, и заговорчески сказал:

– Мы сейчас с вами выпьем по маленькой, – и, оставив свою трость в покое, прислонив её к скамейке, он достал из внутреннего кармана пиджака плоскую железную флягу, и поболтал ею у себя под ухом. – Я знаю – вы любили в московском одиночестве, вот так вот, поздним вечером, купив бутылочку вина, сидеть в каком-нибудь сквере, и попивать это вино, утешаясь своими мыслями, и наслаждаясь таким одиночеством. Присаживайтесь же, друг мой, – снова пригласил ОН своего спутника.

И Голицын молча принял это приглашение, и сел на скамью, рядом с Мессиром, но всё же сохраняя некоторую безопасную для себя дистанцию.

Князь открутил крышечку, и протянул флягу своему спутнику.

– Грейтесь, маэстро, – душевно произнёс ОН.

– Спасибо, – с некоторой недоверчивостью поблагодарил тот, и взялся за холодное железо фляги. – А что это? – на всякий случай поинтересовался угощаемый.

– Хороший коньяк…

– С хорошим ликёром, – досказал догадливый собеседник.

– Да, – подтвердил Мессир

– Ну, а всё же, что за коньяк? Вы можете сказать?

– Да, «Армянский», «Армянский» – «пять звёздочек». Пейте, – торопил угощающий.

Голицын понюхал содержимое, поднеся флягу к своему носу.

– А ликер, какой? – снова поинтересовался он.

– «Лимонный» – убеждающе сказал Князь, и снял свои очки, и спрятал их во внутренний карман пиджака. – Пейте.

– Знаю этот ликёр, – улыбнулся Голицын. – Мы этим ликёром – заглянцовывали выпитый до того шмурдяк, когда я работал в ТЮЗе. Чтобы не было амбре, – пояснил он. – Нас этому научил актёр Днепропетровской «драмы» – Коля Калинин, когда мы были там на гастролях. Это был где-то 77ой или 78ой год. Пили мы там, почему-то, почёрному.

– Да, пейте же вы! – не выдержал его светлых воспоминаний Мессир.

И тогда Голицын приложился губами к фляге, и стал пить из неё. Отпив же несколько глотков, он несколько скривился, и тут же получил из рук Князя – сигару, и, понюхав её, сказал:

– А-а-а, хорошо.

Мессир взял у него флягу, и, наконец, отпил из неё своих несколько глотков. И тоже понюхал, вытащенную для себя, сигару. Потом ОН, взяв сигару в зубы, закрутил флягу крышкой, и положил её рядом с собой, на скамейку. Затем, ОН звякнул, блеснувшей золотом, зажигалкой, и дал прикурить от неё своему спутнику, и сам прикурил.